Персона
Кто такой Глеб Юн?
Что же значит быть Глебом Юном – этаким серым кардиналом, с легкостью меняющим боксерские перчатки на кимоно, деловой костюм на правильный casual, татами на казенный паркет кабинета, одно сознание на другое?
Глеб, а у тебя есть провальные проекты? А то невозможно - куда ни сунься, везде тебе поют дифирамбы: и добрый, и целеустремленный, и генератор идей ... Так не бывает.
- Я первый раз слышу о наборе таких эпитетов, если честно. Только, может быть, от тебя и моей жены. Сам по себе я на такие лавры не претендую. Более того, люди ищут и находят страшные несоответствия, скрытые пороки и трагические невозможности.
Например?
- Например, как может спортсмен, практикующий единоборства, заниматься инновациями, строить и воплощать бизнес-модели и ходить на совещаниях в душегрейке?
Ну, душегрейка у тебя не из простых, а вот что плохого в сочетании «спортсмен-новатор»? Президент наш тоже, в общем-то, спортивно ориентированный человек, да и не всегда в костюме, если верить СМИ.
- Да, это так, даже не подумал об этом, и я не лукавлю. (Смеется.)
Любой проект имеет начало и неизбежно когда-нибудь заканчивается, но совершенно по-разному. Я старюсь создавать прежде всего устойчивые финансовые модели, чтобы они потом были коммерчески успешными, чтобы потом работали и развивались без меня. Вливать большие инвестиции на стартапе не всегда верно. С нуля нужно уметь создавать идейные вещи, не требующие огромных вложений, но очень перспективные. Вот это делать я умею. Проблема в том, что без меня все проекты работают какое-то время, а потом неизвестно что может случиться. Есть одна большая проблема у людей, подобных мне. Когда мы чем-то увлекаемся, взламываем всю эту вселенную, а потом теряем интерес.
Кто это - «мы»?
- Мы - это такие фантазеры-реализаторы. И наша драма в том, что фокус смещается, интерес проходит. Запущенный работающий проект еще не является законченным. Он часто на этом заканчивается только для меня, а его нужно развивать дальше и сопровождать. Это уже то, что отнимает много времени. Мне кажется, что я пришел на этот свет, чтобы создать, изменить.
А легко создавать, реализовывать задуманное?
- Когда ты мечтаешь - ты фантазер, когда ты реализуешь, превращаешь мечту в цель - ты прямо становишься прорабом. В идеале, конечно, на этапе реализации, найти сам себе прораба, который бы верил в мечту, как сам фантазер. Мне этого пока не удавалось, к сожалению. На стадии делания приходится менять шляпы, надевать каску и превращаться в прораба со всеми вытекающими. Я не уверен, что это единственный вариант достижения результата, но в моем случае пока получается так.
Вторая сторона медали - я не очень люблю пиариться, мне не нужно паблисити от реализации проекта. Главное - чтобы он случился. Потом я разворачиваюсь и ухожу, мне это больше неинтересно.
- Я первый раз слышу о наборе таких эпитетов, если честно. Только, может быть, от тебя и моей жены. Сам по себе я на такие лавры не претендую. Более того, люди ищут и находят страшные несоответствия, скрытые пороки и трагические невозможности.
Например?
- Например, как может спортсмен, практикующий единоборства, заниматься инновациями, строить и воплощать бизнес-модели и ходить на совещаниях в душегрейке?
Ну, душегрейка у тебя не из простых, а вот что плохого в сочетании «спортсмен-новатор»? Президент наш тоже, в общем-то, спортивно ориентированный человек, да и не всегда в костюме, если верить СМИ.
- Да, это так, даже не подумал об этом, и я не лукавлю. (Смеется.)
Любой проект имеет начало и неизбежно когда-нибудь заканчивается, но совершенно по-разному. Я старюсь создавать прежде всего устойчивые финансовые модели, чтобы они потом были коммерчески успешными, чтобы потом работали и развивались без меня. Вливать большие инвестиции на стартапе не всегда верно. С нуля нужно уметь создавать идейные вещи, не требующие огромных вложений, но очень перспективные. Вот это делать я умею. Проблема в том, что без меня все проекты работают какое-то время, а потом неизвестно что может случиться. Есть одна большая проблема у людей, подобных мне. Когда мы чем-то увлекаемся, взламываем всю эту вселенную, а потом теряем интерес.
Кто это - «мы»?
- Мы - это такие фантазеры-реализаторы. И наша драма в том, что фокус смещается, интерес проходит. Запущенный работающий проект еще не является законченным. Он часто на этом заканчивается только для меня, а его нужно развивать дальше и сопровождать. Это уже то, что отнимает много времени. Мне кажется, что я пришел на этот свет, чтобы создать, изменить.
А легко создавать, реализовывать задуманное?
- Когда ты мечтаешь - ты фантазер, когда ты реализуешь, превращаешь мечту в цель - ты прямо становишься прорабом. В идеале, конечно, на этапе реализации, найти сам себе прораба, который бы верил в мечту, как сам фантазер. Мне этого пока не удавалось, к сожалению. На стадии делания приходится менять шляпы, надевать каску и превращаться в прораба со всеми вытекающими. Я не уверен, что это единственный вариант достижения результата, но в моем случае пока получается так.
Вторая сторона медали - я не очень люблю пиариться, мне не нужно паблисити от реализации проекта. Главное - чтобы он случился. Потом я разворачиваюсь и ухожу, мне это больше неинтересно.
А есть какие-то нереализованные идеи, то, чего бы хотелось, но пока не удается?
- Да мне все хочется. Если я сижу в магазине, мне хочется магазин, если сижу в ресторане, мне хочется ресторан. Мне всегда интересно делать что-то новое. Мне интересно делать то, чего я не знаю, не умею и не понимаю.
А чего точно не хочется?
- Делать что-то второй раз, повторяться. Потому что некоторая неизвестность - это для меня всегда вызов, всегда энергия.
Какой твой самый трудный из реализованных проектов?
- Шестеро детей.
- Да мне все хочется. Если я сижу в магазине, мне хочется магазин, если сижу в ресторане, мне хочется ресторан. Мне всегда интересно делать что-то новое. Мне интересно делать то, чего я не знаю, не умею и не понимаю.
А чего точно не хочется?
- Делать что-то второй раз, повторяться. Потому что некоторая неизвестность - это для меня всегда вызов, всегда энергия.
Какой твой самый трудный из реализованных проектов?
- Шестеро детей.
Я очень авторитарный руководитель. За той картинкой, которая создана фантазией и энергией, есть такие же противоположные качества: авторитаризм, жесткость, ответственность и требовательность. За этой мягкостью, фантазией и солнцем, из которых я леплю свои идеи, стоит четкая конструкция. Когда начинается реализация, заканчивается мягкая иллюзия, и мечта начинает приобретать жесткие формы.
На Луну попасть хотят все, а вот рыть ямы, дороги прокладывать – никто. Хочется сразу оказаться в дамках, результат получить – а как раз вот так и не бывает. Я, наоборот, жесткий ускоритель с гипертрофированным чувством ответственности.
На Луну попасть хотят все, а вот рыть ямы, дороги прокладывать – никто. Хочется сразу оказаться в дамках, результат получить – а как раз вот так и не бывает. Я, наоборот, жесткий ускоритель с гипертрофированным чувством ответственности.
К себе требователен?
– Очень. Когда я сделал «Школу героев», по итогам первого года функционирования понял, что мне нельзя делать «Школу героев», не являясь героем. Быть просто инвестором на мужской территории не очень правильно. И у меня появилась мечта стать чемпионом, потому что только герой может создать «Школу героев». Появилась цель получить титул. Тогда мне было 40, и боксировать уже было нельзя, разве что в пенсионерском разряде. Шанс еще был сделать это в категории «борьба джиу-джитсу». До этого я никогда не занимался борьбой, только боксировал.
Это была, конечно, авантюра, но, опершись на четкую стратегию и план, она превратилась в результат. Было понятно, что соперники мои будут любители, которые тренируются три-четыре раза после работы. Значит, надо было превратиться в профессионала, я начал тренироваться два раза в день, пригласил тренера из Бразилии, взял тренера по физподготовке, диетолога, психолога, скинул 12 кг и начал осуществлять мечту. Через девять месяцев я выиграл Лиссабон и стал чемпионом Европы, а потом выиграл в Калифорнии и стал чемпионом мира. Я поднял все ресурсы, которые смог в себе найти. Перечитал все, что связано с высокими достижениями в спорте, визуализировал, тренировался, использовал освоенные техники. Как я так это сделал – и Европу, и «мир» выиграл, будучи 40-летним «дедушкой», – до сих пор не понимаю. Со страху, наверное. (Смеется.) Сейчас я вам покажу одну фотографию.
Глеб долго роется в телефоне и выуживает фотографию железного парня, даже рэпера Тупака Шакура какого-то, с идеальным телом, кубиками мышц, анатомическими сухожилиями и горящими глазами. Глаза у него и сейчас такие же, только вместо треников с красной бейсболкой – строгие очки и правильный серый кашемировый свитер.
…То есть мне важен вызов, проблема. Тогда мне интересно искать пути ее решения.
У меня вообще такое офицерское воспитание, с понятиями достоинства и чести. Для меня очень важны мужские ценности: дружба, верность, долг, честь и лидерские качества – целеустремленность, дисциплина, характер, ответственность. И вот примерно в этом ключе я воспитываю своих детей и такие правила в моей «Школе героев».
Я знаю, что в «Школе героев» нет учителей. Есть наставники. Такая восточная философия.
– Я как-то переосмыслил воспитание мужчины, после того как клуб открыл. Потому что дети – самые честные и самые открытые люди на Земле. К тебе может подойти ребенок и сказать: «Надо поговорить». И все, ты должен не ударить в грязь лицом: идешь и слушаешь, и разговариваешь, и объясняешь, и советуешь, в общем, это про ответственность. От твоего слова, поступка зависит дальнейшая жизнь ученика. Это очень важно. Дети же к нам прислушиваются, верят нам. Они как взрослые, только маленькие пока, наша задача – помочь им из маленького мужчины вырасти в большого мужчину.
Учителя есть в вашей альтернативной школе. Там тоже только мальчики учатся?
– Нет, конечно. Это обычная школа с точки зрения состава, но совсем необычная с точки зрения обучения. И там и там мы столкнулись с проблемой отношения к учителю. Почему-то многие родители считают себя вправе относиться к педагогу как к обслуживающему персоналу. Большого человека может воспитать только большой человек. То есть наша клиентоориентированность вышла нам боком: приходил родитель и садился всем на голову! Мы сказали – это наша школа, наш клуб, наши правила. Вы приводите своих детей, чтобы их воспитывали, и сразу начинаете нас учить, как это делать. Нравится – приходите и учитесь, тренируйтесь по нашим правилам. Не нравится – мы никого не заставляем. И оказалось, это работает. Я изначально отношения формирую в команде партнерские. По мне – так к ребенку нужно относиться с огромным уважением, так же как к взрослому, на равных.
– Очень. Когда я сделал «Школу героев», по итогам первого года функционирования понял, что мне нельзя делать «Школу героев», не являясь героем. Быть просто инвестором на мужской территории не очень правильно. И у меня появилась мечта стать чемпионом, потому что только герой может создать «Школу героев». Появилась цель получить титул. Тогда мне было 40, и боксировать уже было нельзя, разве что в пенсионерском разряде. Шанс еще был сделать это в категории «борьба джиу-джитсу». До этого я никогда не занимался борьбой, только боксировал.
Это была, конечно, авантюра, но, опершись на четкую стратегию и план, она превратилась в результат. Было понятно, что соперники мои будут любители, которые тренируются три-четыре раза после работы. Значит, надо было превратиться в профессионала, я начал тренироваться два раза в день, пригласил тренера из Бразилии, взял тренера по физподготовке, диетолога, психолога, скинул 12 кг и начал осуществлять мечту. Через девять месяцев я выиграл Лиссабон и стал чемпионом Европы, а потом выиграл в Калифорнии и стал чемпионом мира. Я поднял все ресурсы, которые смог в себе найти. Перечитал все, что связано с высокими достижениями в спорте, визуализировал, тренировался, использовал освоенные техники. Как я так это сделал – и Европу, и «мир» выиграл, будучи 40-летним «дедушкой», – до сих пор не понимаю. Со страху, наверное. (Смеется.) Сейчас я вам покажу одну фотографию.
Глеб долго роется в телефоне и выуживает фотографию железного парня, даже рэпера Тупака Шакура какого-то, с идеальным телом, кубиками мышц, анатомическими сухожилиями и горящими глазами. Глаза у него и сейчас такие же, только вместо треников с красной бейсболкой – строгие очки и правильный серый кашемировый свитер.
…То есть мне важен вызов, проблема. Тогда мне интересно искать пути ее решения.
У меня вообще такое офицерское воспитание, с понятиями достоинства и чести. Для меня очень важны мужские ценности: дружба, верность, долг, честь и лидерские качества – целеустремленность, дисциплина, характер, ответственность. И вот примерно в этом ключе я воспитываю своих детей и такие правила в моей «Школе героев».
Я знаю, что в «Школе героев» нет учителей. Есть наставники. Такая восточная философия.
– Я как-то переосмыслил воспитание мужчины, после того как клуб открыл. Потому что дети – самые честные и самые открытые люди на Земле. К тебе может подойти ребенок и сказать: «Надо поговорить». И все, ты должен не ударить в грязь лицом: идешь и слушаешь, и разговариваешь, и объясняешь, и советуешь, в общем, это про ответственность. От твоего слова, поступка зависит дальнейшая жизнь ученика. Это очень важно. Дети же к нам прислушиваются, верят нам. Они как взрослые, только маленькие пока, наша задача – помочь им из маленького мужчины вырасти в большого мужчину.
Учителя есть в вашей альтернативной школе. Там тоже только мальчики учатся?
– Нет, конечно. Это обычная школа с точки зрения состава, но совсем необычная с точки зрения обучения. И там и там мы столкнулись с проблемой отношения к учителю. Почему-то многие родители считают себя вправе относиться к педагогу как к обслуживающему персоналу. Большого человека может воспитать только большой человек. То есть наша клиентоориентированность вышла нам боком: приходил родитель и садился всем на голову! Мы сказали – это наша школа, наш клуб, наши правила. Вы приводите своих детей, чтобы их воспитывали, и сразу начинаете нас учить, как это делать. Нравится – приходите и учитесь, тренируйтесь по нашим правилам. Не нравится – мы никого не заставляем. И оказалось, это работает. Я изначально отношения формирую в команде партнерские. По мне – так к ребенку нужно относиться с огромным уважением, так же как к взрослому, на равных.
Я старюсь создавать прежде всего устойчивые финансовые модели, чтобы они потом были коммерчески успешными, чтобы потом работали и развивались без меня.
Давайте про официальное и Россию поговорим. Вы в должности старшего вице-президента Внешэкономбанка трудитесь и, думаю, решаете вопросы недетского характера в государственных масштабах.
– Во-первых, нужно понимать, что еще несколько лет назад Внешэкономбанк как институт развития финансировал крупные индустриальные и инфраструктурные проекты. Сейчас, в эпоху технологической турбулентности, Внешэкономбанк должен перестроиться и научиться инвестировать не столько в индустриальные объекты, сколько в прорывные технологии.
То есть реагировать на вызовы и решать сверхзадачи типа блокчейн-технологий?
– Да. Обратите внимание на приставку «институт развития» ВЭБ. Наша задача – развитие России. Когда мы разговариваем со своими сотрудниками, мы объясняем, что находимся на передовой. Вот, например, наши спортсмены сегодня на Олимпиаде защищают честь России без флага. Защищают честь страны в том составе, в котором их сегодня туда пустили. Наша же функция – отстаивать интересы России и в экономическом сегменте. То есть мы помогаем стране становиться более конкурентоспособной. Это значит уметь встречать новые технологические вызовы, интегрировать их в себя. Мы видим своими функциями активацию этих технологий на уровне правительства (это гениально делает Сергей Горьков) и популяризацию технологий в массовом сознании. Мы проводим большой объем конференций, приглашаем спикеров, сами выступаем там и т. д.
В нашем понимании блокчейн, квантовые технологии, НБИК-технологии и искусственный интеллект – это те технологии прорыва, в которых Россия имеет возможность лидировать. Отметьте – не догонять, а лидировать. Быть первыми.
Почему ты в этом уверен?
– Смотрите, ну вот что такое блокчейн? Это программисты и криптографы прежде всего. В обоих направлениях у нас сильные школы, практически в 70–80% успешных блокчейн-проектов есть русские имена. Они разъехались по миру, но это уже не так важно. Одна из сильнейших мировых школ квантовой физики находится в России. НБИК-технологии тоже имеют достаточно глубокую базу со времен Курчатовского института.
Проблема с государством в том, что раньше государство на эти новые технологии, которые появлялись на хайпе, никак не реагировало. То есть технологии на кривой Гартнера сначала выбираются наверх, становятся популярными, а потом либо умирают, либо уходят в стадию плато, и там, уже после всех рисков, когда их принял бизнес, туда входит государство. Скорость появления технологий сейчас огромна, и для того чтобы быть конкурентоспособным и играть на уровне, государство должно включаться. Сейчас идет борьба за таланты, за инновационные компании, за инновационных предпринимателей. Нужно меняться, становиться иными.
Какими?
– Смелыми, быстрыми и гибкими. Государство должно научиться лидировать при работе с молодыми технологиями. Мы должны помогать снимать регуляторные проблемы, демонстрировать бизнесу перспективность от внедрения технологий и вести просветительскую образовательную деятельность с населением.
И мы, ВЭБ, стараемся лидировать в прорывных технологиях. Активно идет пилотирование проектов на блокчейне в государственных органах, создана уникальная площадка «Блокчейн-коммуна» – место коллаборации государства, науки и бизнеса. Создаются консорциумы по квантовым коммуникациям и квантовому компьютеру.
Где уже используют блокчейн-технологию на государственном уровне?
– Самый крупный в России проект, который мы сейчас делаем, – это внедрение технологии в Росреестр. Сам код мы за месяц написали. Регуляторные согласования и бюрократия заняли пять месяцев. Наверху, от президента, идет очень правильная риторика. Там-то как раз все понимают. Но страной пока еще управляют «мидлмены», которые, простите, все тормозят.
А кто это такие?
– Это как раз чиновник, который отлично умеет, используя бюрократический аппарат, разваливать все, что можно и нельзя. Очень много высокомотивированных низкокомпетентных специалистов. То есть это нечто среднее между исполнителем и верхушкой. Есть, конечно, единицы, я не говорю про всех. Но основная масса пока, к сожалению, такая. То есть наверху говорят «летим в космос», а внизу слышится «копаем ямы». И вот с этим «мидлменом» я борюсь.
– Во-первых, нужно понимать, что еще несколько лет назад Внешэкономбанк как институт развития финансировал крупные индустриальные и инфраструктурные проекты. Сейчас, в эпоху технологической турбулентности, Внешэкономбанк должен перестроиться и научиться инвестировать не столько в индустриальные объекты, сколько в прорывные технологии.
То есть реагировать на вызовы и решать сверхзадачи типа блокчейн-технологий?
– Да. Обратите внимание на приставку «институт развития» ВЭБ. Наша задача – развитие России. Когда мы разговариваем со своими сотрудниками, мы объясняем, что находимся на передовой. Вот, например, наши спортсмены сегодня на Олимпиаде защищают честь России без флага. Защищают честь страны в том составе, в котором их сегодня туда пустили. Наша же функция – отстаивать интересы России и в экономическом сегменте. То есть мы помогаем стране становиться более конкурентоспособной. Это значит уметь встречать новые технологические вызовы, интегрировать их в себя. Мы видим своими функциями активацию этих технологий на уровне правительства (это гениально делает Сергей Горьков) и популяризацию технологий в массовом сознании. Мы проводим большой объем конференций, приглашаем спикеров, сами выступаем там и т. д.
В нашем понимании блокчейн, квантовые технологии, НБИК-технологии и искусственный интеллект – это те технологии прорыва, в которых Россия имеет возможность лидировать. Отметьте – не догонять, а лидировать. Быть первыми.
Почему ты в этом уверен?
– Смотрите, ну вот что такое блокчейн? Это программисты и криптографы прежде всего. В обоих направлениях у нас сильные школы, практически в 70–80% успешных блокчейн-проектов есть русские имена. Они разъехались по миру, но это уже не так важно. Одна из сильнейших мировых школ квантовой физики находится в России. НБИК-технологии тоже имеют достаточно глубокую базу со времен Курчатовского института.
Проблема с государством в том, что раньше государство на эти новые технологии, которые появлялись на хайпе, никак не реагировало. То есть технологии на кривой Гартнера сначала выбираются наверх, становятся популярными, а потом либо умирают, либо уходят в стадию плато, и там, уже после всех рисков, когда их принял бизнес, туда входит государство. Скорость появления технологий сейчас огромна, и для того чтобы быть конкурентоспособным и играть на уровне, государство должно включаться. Сейчас идет борьба за таланты, за инновационные компании, за инновационных предпринимателей. Нужно меняться, становиться иными.
Какими?
– Смелыми, быстрыми и гибкими. Государство должно научиться лидировать при работе с молодыми технологиями. Мы должны помогать снимать регуляторные проблемы, демонстрировать бизнесу перспективность от внедрения технологий и вести просветительскую образовательную деятельность с населением.
И мы, ВЭБ, стараемся лидировать в прорывных технологиях. Активно идет пилотирование проектов на блокчейне в государственных органах, создана уникальная площадка «Блокчейн-коммуна» – место коллаборации государства, науки и бизнеса. Создаются консорциумы по квантовым коммуникациям и квантовому компьютеру.
Где уже используют блокчейн-технологию на государственном уровне?
– Самый крупный в России проект, который мы сейчас делаем, – это внедрение технологии в Росреестр. Сам код мы за месяц написали. Регуляторные согласования и бюрократия заняли пять месяцев. Наверху, от президента, идет очень правильная риторика. Там-то как раз все понимают. Но страной пока еще управляют «мидлмены», которые, простите, все тормозят.
А кто это такие?
– Это как раз чиновник, который отлично умеет, используя бюрократический аппарат, разваливать все, что можно и нельзя. Очень много высокомотивированных низкокомпетентных специалистов. То есть это нечто среднее между исполнителем и верхушкой. Есть, конечно, единицы, я не говорю про всех. Но основная масса пока, к сожалению, такая. То есть наверху говорят «летим в космос», а внизу слышится «копаем ямы». И вот с этим «мидлменом» я борюсь.
 |  |  |
Что необходимо, чтобы ощущать себя счастливым человеком?
– Чтобы просыпаться с утра, мне нужна мечта. Мечты – это всегда проблема. Потому что после того как ты чего-то достигаешь, приходит пустота и вопрос «а что дальше?». И ты всегда начинаешь это следующее искать, и с каждым разом все труднее это сделать, потому что дальше должно быть и по энергетике выше, и по вызову больше, и вообще непонятно, чем это закончится. Но я работаю над этим. Я переосмысливаю мир изнутри.
Ну а может, тогда в медитации сидеть?
– Можно, да. Я медитирую. С ментальностью люблю работать. Это для меня практика преодоления себя. Утро мое начинается около семи. Я хожу в зал обязательно. Каждый день. Борьба, кундалини йога, бассейн. Я так активируюсь. К человеку отношусь как к некоему сосуду, в котором происходит куча всяких химических процессов. То есть у меня все очень практично и понятно. Голова должна работать – будем дышать. Гормон должен выделяться – делаем силовые упражнения, производим тестостерон. То есть тело я использую по назначению.
А как же колесо сансары, реинкарнации, законы Вселенной, в конце концов?
– По моим ощущениям, совершенно очевидно, что у всех у нас один конец – мы попадем в лучшую жизнь. Те, кому тут плохо, и там будет не очень. Я верю в то, что не место определяет человека, а человек определяет свое бытие, свое место в этой жизни.
Ты вообще отдыхаешь когда-нибудь?
– Я эмоционально не очень устаю, больше работаю с физикой. Разгоняю, успокаиваю. Медитация как раз для меня механизм саморегуляции. Да как любой нормальный человек, ничего особенного. Массаж, полежать в тишине, с ребенком время провести, новости посмотреть, спикеров послушать.
Расскажи про новые цели, сверхзадачи, сверхпроекты.
– Все мои последние лекции как раз про вызовы, про Маска, про возможные невозможности. Про то, как нашей стране перестать догонять. Я вообще в догоняющие стратегии не очень верю. Это изначально неправильно. Мы не должны повторять. Не получится. Вот, говорят, санкции, границы, технологии. У новаторов границ нет. Маск к нам уже приезжал и приехал бы еще, если бы у нас в стране был хоть один мечтатель, который мечтал бы полететь на Марс. Ему просто не с кем тут об этом говорить.
А ты?
– Пробовал захотеть – но мечта не складывается пока, не визуализируется. Может быть, это вообще не моя тема. Это же нужно чувствовать, мимо как-то проходить, об ракету удариться, еще что-то сделать. Тут нужен новый цифровой Королев.
У нас пропали мечтатели. Нет вызовов, у принимающих решения и так все есть. Мы потеряли способность открывать новые земли.
Вот я думаю, что ж я живу-то неинтересно так?
Они же раньше утром просыпались и решали пойти открывать новые земли, пойти на горизонт. Это всегда выход к неизвестному. У нас сейчас нет таких людей, которые готовы пойти куда-то с вероятностью вернуться 50 на 50. Это куда-то все делось. Всего стало намного больше, круче, лучше, но в такой прогрессии мы должны мечтать о чем-то огромном. А мы мечтаем о диване за полтора ляма.
Мне кажется, ты совершенно некомандный человек, ты – новатор-одиночка.
– Абсолютно. Я не умею работать в команде, но понимаю правила работы команды и умею их создавать. У меня есть руководитель, который авторитетен для меня. И он точно подключен к космосу.
А ты подключен?
– Не всегда, но я слушаю и слышу. Тебе же всегда приходят ответы, нужно только внимательно смотреть.
Твоя личная сверхидея, сверхмечта на сегодня?
– Она связана с Россией. Я работаю сейчас над тем, чтобы мы не повторяли, не догоняли. А сразу обогнали. Сделали прорыв. Только так нужно действовать в настоящих условиях – и у России есть для этого все ресурсы. Это связано с мировой технологической трансформацией, с новейшими цифровыми технологиями. Перед всеми нами стоит сверхзадача, которую нужно решить. И это то, что нужно сверхдержаве, чтобы быть первой.
автор текста: Екатерина Болотова
– Чтобы просыпаться с утра, мне нужна мечта. Мечты – это всегда проблема. Потому что после того как ты чего-то достигаешь, приходит пустота и вопрос «а что дальше?». И ты всегда начинаешь это следующее искать, и с каждым разом все труднее это сделать, потому что дальше должно быть и по энергетике выше, и по вызову больше, и вообще непонятно, чем это закончится. Но я работаю над этим. Я переосмысливаю мир изнутри.
Ну а может, тогда в медитации сидеть?
– Можно, да. Я медитирую. С ментальностью люблю работать. Это для меня практика преодоления себя. Утро мое начинается около семи. Я хожу в зал обязательно. Каждый день. Борьба, кундалини йога, бассейн. Я так активируюсь. К человеку отношусь как к некоему сосуду, в котором происходит куча всяких химических процессов. То есть у меня все очень практично и понятно. Голова должна работать – будем дышать. Гормон должен выделяться – делаем силовые упражнения, производим тестостерон. То есть тело я использую по назначению.
А как же колесо сансары, реинкарнации, законы Вселенной, в конце концов?
– По моим ощущениям, совершенно очевидно, что у всех у нас один конец – мы попадем в лучшую жизнь. Те, кому тут плохо, и там будет не очень. Я верю в то, что не место определяет человека, а человек определяет свое бытие, свое место в этой жизни.
Ты вообще отдыхаешь когда-нибудь?
– Я эмоционально не очень устаю, больше работаю с физикой. Разгоняю, успокаиваю. Медитация как раз для меня механизм саморегуляции. Да как любой нормальный человек, ничего особенного. Массаж, полежать в тишине, с ребенком время провести, новости посмотреть, спикеров послушать.
Расскажи про новые цели, сверхзадачи, сверхпроекты.
– Все мои последние лекции как раз про вызовы, про Маска, про возможные невозможности. Про то, как нашей стране перестать догонять. Я вообще в догоняющие стратегии не очень верю. Это изначально неправильно. Мы не должны повторять. Не получится. Вот, говорят, санкции, границы, технологии. У новаторов границ нет. Маск к нам уже приезжал и приехал бы еще, если бы у нас в стране был хоть один мечтатель, который мечтал бы полететь на Марс. Ему просто не с кем тут об этом говорить.
А ты?
– Пробовал захотеть – но мечта не складывается пока, не визуализируется. Может быть, это вообще не моя тема. Это же нужно чувствовать, мимо как-то проходить, об ракету удариться, еще что-то сделать. Тут нужен новый цифровой Королев.
У нас пропали мечтатели. Нет вызовов, у принимающих решения и так все есть. Мы потеряли способность открывать новые земли.
Вот я думаю, что ж я живу-то неинтересно так?
Они же раньше утром просыпались и решали пойти открывать новые земли, пойти на горизонт. Это всегда выход к неизвестному. У нас сейчас нет таких людей, которые готовы пойти куда-то с вероятностью вернуться 50 на 50. Это куда-то все делось. Всего стало намного больше, круче, лучше, но в такой прогрессии мы должны мечтать о чем-то огромном. А мы мечтаем о диване за полтора ляма.
Мне кажется, ты совершенно некомандный человек, ты – новатор-одиночка.
– Абсолютно. Я не умею работать в команде, но понимаю правила работы команды и умею их создавать. У меня есть руководитель, который авторитетен для меня. И он точно подключен к космосу.
А ты подключен?
– Не всегда, но я слушаю и слышу. Тебе же всегда приходят ответы, нужно только внимательно смотреть.
Твоя личная сверхидея, сверхмечта на сегодня?
– Она связана с Россией. Я работаю сейчас над тем, чтобы мы не повторяли, не догоняли. А сразу обогнали. Сделали прорыв. Только так нужно действовать в настоящих условиях – и у России есть для этого все ресурсы. Это связано с мировой технологической трансформацией, с новейшими цифровыми технологиями. Перед всеми нами стоит сверхзадача, которую нужно решить. И это то, что нужно сверхдержаве, чтобы быть первой.
автор текста: Екатерина Болотова
